Обезьяна - зловещий образ многих литературных сюжетов. "Шекспировская злая обезьяна" (слова из Пьесы Б. Шоу) - роковой символ. У Эдгара По орангутан перерезает бритвой горло женщине. В. Джекобе обыгрывает страшный талисман - обезьянью лапу, которая исполняет желания людей ценой несчастья. Помимо упомянутой в эпиграфе сцены на кухне ведьмы, где обезьяны вызывают омерзение у Фауста, В. Гёте поместил еще в пятое действие своей трагедии копошащихся лемуров, которые, по собственному истолкованию великого автора, являются "тормозящими силами, истории", "мелкой нечистью". Страдают, как видим, не только обезьяны, но и полуобезьяны... Не случайно на балу у сатаны М. Булгаков использует беснующийся "обезьяний джаз". Еще Элизн (III в.) рассказал об обезьяне, которая погубила ребенка в кипятке (видела, как няня купала дитя). В разных вариациях эта история, как, и множество других - подобных, передавалась из века в век. Так подчеркивалась "порочность" обезьяны, ее злой нрав. В результате и сегодня бытует английская поговорка "разозлить чью-то обезьяну" - разгневать кого-либо.
Третирование художников в средние века отражено, в частности, в формуле "обезьяна правды", ибо живопись считалась искажением действительности, иллюзией для одурачивания зрителя. Стало афоризмом: "Искусство - это обезьяна действительности".
Нередко в живописи обезьяна-придворный льстец, глупый наставник, уродливый плут, вертопрах. Вполне четкое амплуа отведено этому животному в картинах на религиозные, темы. Среди ранних европейских миниатюр (XV в.) известен сюжет сотворения богом: животных. Все звери обычно расположены по левую, сторону от господа. Причем, первым всегда изображался мифический единорог - любимец всевышнего, который держит это стройное благостное животное за рот (есть мнение, что единорог олицетворял Христа, а его рог - крест, жертвенную смерть спасителя). Далее стоят слева же другие животные. И только одна обезьяна находится справа от бога. При этом единорог и обезьяна пространственно размещены на одном плане, олицетворяя, таким образом, антагонизм сил добра и зла. В картину Лукасу Мозера "Мария с младенцем", как и в его же "Последнее общение Марии Магдалины" (алтарь), специально введена обезьяна как антипод светлого и чистого образа Христа. Таков же смысл "Мадонны с обезьяной" великого Альбрехта Дюрера: младенец сидит на руках с птичкой, обезьяна расположена с другой стороны, конечно, у ног богоматери, опять же, как противопоставление. На картине Иван Меккенема "Явление Христа народу" обезьяна прикована цепью к решетке окна тюрьмы и размещена на переднем плане на одной линии с Христом, но напротив него. Здесь она - не только греховная его противоположность, но и некая причастность к трону языческого тирана Понтия Пилата.
Знаменита "Лаокоона карикатура", где троянский, герой окружен обезьянами. Подозревается, что Тициан; (по другой версии Николо Болдрини) высмеял нападки; на Везалия за разоблачение ошибок Галена, о чем мы расскажем далее. По иному толкованию, сюжет пародирует классическое искусство, знаменитую статую Агесандра, Полидора и Атенодора "Лаокоон и его сыновья". Известны "обезьяньи" сатиры Хогарта, Микеланджело, Тенирса Младшего, Ватто, Гойи, Грандвиля и других великих художников...
С наступлением эпохи Возрождения, а более определенно уже в XVI в., официальное преследование обезьян церковниками несколько ослабляется. Есть мнение, что это связано с крахом бытовавшей до того идеи "сексуальность - грех". Некоторое смягчение наблюдается и в отношении католической церкви к другим религиям. Этот либерализм, конечно, связан с духом Ренессанса. Появляются изображения обезьян даже в соборах (правда, крайне редко) в Кельне, Лондоне, Монсе. Именно с этих времен обезьяна все чаще не дьявол, но его жертва, грешник, падший ангел. В литературе я искусстве обезьяна теперь фигурирует преимущественно в виде простака, шута, вертопраха.
Но не "сексуальная терпимость" - главная причина внешнего "примирения" с приматами. Новая обстановка периода Возрождения означала, между прочим, и безраздельную, устойчивую победу монотеизма над прежними религиями и их богами, которые теперь уже перестали беспокоить лидеров христианства. Поэтому и обезьяна как бывший бог (вместе с прекрасноликими олимпийскими богами) утратила свою опасность. Но только как бывший бог.
"Смешные копии людей..."
Уместно спросить: почему же другие многие животные, составляющие обширный пантеон египетских богов (несколько десятков), не подверглись столь свирепому гонению, как обезьяна, и в итоге не "пострадали" столь заметно, как приматы? Ответ на этот вопрос кроется, как ни парадоксально, в биологии обезьян, в их необыкновенном физическом сходстве с человеком, что повредило им не меньше, чем принадлежность к языческим богам.
В самом деле, если нужно наглядно представить дьявола, который ведь должен быть уродливо похож на человека, то даже и при непредвзятом отношении к делу нельзя не изобразить нечто сходное с обезьяной. В известной мере эту мысль выразил еще Клавдий Гален, который и называл обезьян "смешными копиями" человека: "...Если бы живописец или скульптор, изображая кисть человека, ошибся в своем изображении достойным осмеяния образом, его промах имел бы лишь тот результат, что он воспроизвел бы кисть обезьяны".
Мы переходим к главным причинам отрицательного отношения церкви к обезьяне.
С того времени, когда эмоции против языческих божеств поулеглись, все ярче выступает - сначала как будто стихийно, затем все более "обоснованно" - враждебность монотеистической религии к обезьянам именно на почве их сходства с человеком. Что в то время обезьяна далеко еще не "прощена", говорят многие факты. Как раз в XVI в. обезьяна изображается христианскими художниками в Эдеме, в сцене грехопадения, хотя по Библии обезьяны в этом эпизоде нет. Любопытна логика привнесения нового персонажа в сюжет, где, по Библии, действует только змей-искуситель: обезьяна ведь похотлива, любит фрукты и не признает ничего святого - кому же еще, как не ей, подбивать перволюдей вкусить запретный плод! Как упомянуто, в 90-х гг. XVI в., в период обезьяну как на дьявола.
Последствия всех этих событий были достаточно печальными для науки. Сейчас мы уже ее сможем, конечно, учесть все конкретные препоны на пути познания обезьян. Но вот один из возможных примеров. Что должен был испытывать благочестивый миссионер (а ведь именно миссионеры чаще других были первопроходцами в местах обитания обезьян), когда он сталкивался с человекоподобной обезьяной или получал какие-то сведения о ней? С огромной, в рост человека, бесхвостой и загадочно разумной? Или с шимпанзе, которому, как мы теперь точно знаем, ничего не стоит схватить палку для отражения нападения врага, укрыться листьями во время дождя, очистить ветку и, смочив ее слюной, выуживать термитов на обед. Или совершать иные действия, сходные с человеческими...
Даже если посланец церкви преодолевал собственный страх и предубежденность, сообщить о таком существе означало обречь себя на подозрение в связи с дьяволом, что могло привести ко всем последствиям, возможным в эпоху инквизиции. Ведь попал же в 1616 г, Лючилио-Ванини, рассказывавший, что атеисты выводят родословную эфиопов от обезьян, на "очищающий" костер инквизиции. В средние века, замечу, при сожжении еретика предавалась казни, вешалась и обезьяна, если была под рукой.
С грузом предубеждений, страха и отвращения к обезьянам вступил "цивилизованный мир" в XVIII в. - век бурного развития естествознания. О первых шимпанзе, завезенных в Европу, весьма серьезные авторы писали, что эти животные "ужасно злые и созданы, кажется, для того, чтобы делать зло". Вот почему открытие гориллы в XIX в. потрясло не только общественность, но и самих ученых.
Важнейшей, однако, причиной враждебного отношения клерикалов к приматам, многие века скрытой, но остро проявившей себя тогда, когда началось научное сопоставление анатомии человека и обезьян, было несоответствие выводов ученых основополагающим догмам Библии.
Обратимся опять к истории приматологии. Все, кто интересовался обезьянами или изучал их в разные времена, поражались удивительному сходству этих животных с человеком, а многие народы, имевшие контакт с приматами, считали их людьми, иногда предками людей. Это сходство, особенно некоторых видов, бросалось в глаза даже непосвященным. О нем писали Гераклит, Аристотель, Квянтилиан. Плиний Старший преувеличивал сходство обезьян с людьми. Оно ввело в заблуждение классика античной медицины Галена. Когда один из ранних воителей христианства Арнобий поносил язычников - греков и римлян - за человекообразность богов, он вполне резонно подчеркивал, что при желании столь же высоко можно поставить обезьяну, имеющую так много общего с человеком. Это сходство возмущало в Ш. Энния ("О, сколь схожа на нас зверь гнусный обезьяна") и позже беспокоило теологов, в частности святого Августина, просвещенного Магнуса. Его, это сходство, видели Мишель де Монтень и Леонардо да Винчи. Оно приводило в смятение даже естествоиспытателей: Виллиса, Хайсона, Линнея, Бюффоа, Гердера, Вик д'Азира, наконец, Ламарка. Его подчеркивали философы Нового времени - Кант, де Ла-метри, Дидро, Монбоддо. Таким образом, рассматривать, изучать обезьян неминуемо означало сосредоточивать внимание на этом сходстве.
В свете сказанного любопытно почти полное отсутствие в Библии всяких упоминаний об обезьянах, тогда как только в Ветхом завете насчитывается примерно 50 видов упоминаемых не один раз других животных. В различных местах Библии можно встретить собаку, кошку, осла, орла, чибиса, но только не обезьян! О них вскользь сказано лишь в сообщении о времени царя Соломона: "Корабль привозил золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов".
обратная связь
карта сайта